Новый рассвет вставал над миром.
Юное, вешнее солнце выкарабкивалось из-за горизонта медленно, будто устало. Прошлая ночь – ночь Имбаэлк, - была темна, холодна и полна борьбы: добра со злом, света с тенью, жизни со смертью. Не обошлось в этой битве без потерь с обеих сторон. Но все же горизонт на востоке неумолимо светлел, возвещая приход нового утра. Мир просыпался. Проснулись первые птицы: залетные грачи и охрипшие, неугомонные петухи. Просыпались звери: собаки заливались лаем, а коровы мычали так пронзительно, будто молоко за ночь скисло у них прямо в вымени.
Проснулась Нэса из Марибора. Бедная девушка, все тело у нее ломило, будто она кубарем скатилась на дно каменистого оврага, благо, что все кости целы. Ни лица знакомого вокруг, ни морды, ни скарба родного под рукой, ни даже одуванной настойки. В волосах какая-то липкая пакость, а ножка девичья зажата в тисках между здоровенными каменюками, рухнувшими один на другой точно от схода лавины.
Проснулся Сириол де Ариан. "Сириолу из Серебра" тоже досталось и выглядел он сейчас не блестяще: волосы растрепаны, наплечник на гамбезоне держится на честном слове, бандальера и мессер куда-то запропастились. И только верный кинжал в набедренных ножнах все еще был при эльфе.
Проснулась и Даэриэнн, причем относительно легко, даже вполне удачно. Если конечно не считать того, что случилось это вовсе не там, где девушка ожидала. Руки – ноги ее целы, и даже платье! Туфелькам, правда, не повезло – запачканы какой-то склизкой черной дрянью.
А еще Даэриэнн чувствует будто по ней магический каток проехал. Очень неприятное послевкусие чьей-то грубой, могущественной магии.
Для этих троих утро откровенно не задалось. Мало того, что едва проснулись они продрогшие до костей, будто всю ночь проспали в склепе, Так еще и голова гудела будто с похмелья, а в ней не находилось ни единого воспоминания о том, как они угодили в место, где очнулись.
Место, меж тем, едва ли можно было назвать уютным или приятным. Руины. Судя по всему очень древние. Некогда изящная архитектура во времена своего расцвета, несомненно, была великолепным творением великого эльфского зодчего мэтра Фарамонда. Но сейчас величественная древность лежала в осколках и пыли, утопала в воде, сочащейся сквозь трещины в арочном своде. Все указывало на то, что вход в это место когда-то был заделан чьими-то заботливыми руками, но совсем недавно древнюю кладку разворотило взрывом. От раскуроченного входа вниз спускались ступени к залитому водой полу. Череда арок и арочных ниш с искусно вырезанными, но печальными статуями, перевернутые бронзовые светильники, упавшие на пол фрагменты мраморных плит, вдоль стен нечто, похожее на саркофаги и все это уходило вглубь, теряясь во тьме. Тусклый свет испускали друзы кристаллов, наросших то тут-то там на потолке и стенах. Здесь было мертвенно-холодно и тихо. Впрочем, если прислушаться, можно было различить какое-то приглушенное бряцание и стук, исходящий со стороны развороченного входа.
Сериолу из Серебра, за века исходившему весь свет, это место казалось смутно знакомым. Похожее ощущение бывает, когда взгляд выхватывает в толпе лицо и кажется, если присмотреться, то можешь распознать в нем постаревшего и сильно изменившегося друга юности.
На горе обломков прикрытое замызганной холстиной лежало тело Дитриха фон Хорна, благородного рыцаря, павшего в бою, но сражавшегося до самого конца столь доблестно, что даже сама смерть не смогла обезоружить его. Меч Дитриха все еще был зажат в его руке – копатели, когда понадобилось освободить место под буровую площадку и пришлось перекладывать окровавленный труп, не сумели разжать стиснутые трупным окоченением пальцы. Так и перетащили «мертвяка» вместе с его «железякой». Впрочем, не было здесь кроме троих очнувшихся ни одной живой души и некому было поведать им о судьбе благородного Дитриха.
Примерно в то же время от громогласного крика стражника, сдающего свой пост сменщику под окнами городской тюрьмы проснулись Ивета Тилли и Корнелия Вейль. Головы у обеих были тяжелые, а во рту ощущалось послевкусие войтовой вишневой наливочки и казенного балычка. Правда, вместо кабинета хлебосольного Гербольта вокруг были стены камеры, тюремная решетка и зарешеченное окно под самым потолком. Студено было в тюрьме, хоть девушки и лежали на соломенных тюфяках, брошенных на нары, и даже были укрыты потертыми, но все же шерстяными одеялами. Сквозь решетку камеры дамы видели пустой коридор, заканчивающийся массивной дверью. Драгоценной арфы при Иви, увы, не было. Впрочем, девушкам повезло, похоже их не обыскивали и припрятанные в укромных местах «дамские штучки» остались при своих владелицах. Но вот Вещи Корнелии под рукой не оказалось.
