• НЭСА ИЗ МАРИБОРА • Нэса (по бабке Эдельвейс)
• Лешачиха •
• 1242 года, Бирке •
• Мир Сотворенный •
• Человек •
• Ворожея •
• ВНЕШНОСТЬ •
Уродилась ворожея не иначе как в отцову породу. Волос светлый, пшеничный колос, длинный, но не шибко густой. С виду хилая да тощая, ростом низкая и с лица будто хворью какой съедается. Бледная с точеными скулами, на щеках редко румянец выступает, нос острый чуть вздёрнутый, кайма губ аккуратная. Только в глазах сила чувствуется. Точно как колдовскими не назвать. Большие, распахнутые широко, желтоватые с зелёной крапиной, подернутые тенью осевшей с материнским молоком.
Украшения любит как сама сорока: ленточки с цветами вплетать в волосы, камушки на нитках, птичьи перья (особенно петуховые) и серьги всевозможного вида. Только те, что костяные с рунным ставом в хряще на левом ухе, старым ворожеем снимать наказано.
Если уж обзаведётся обновкой, так и спешит украсить на свой вкус брошками самодельными да пуговками форм и расцветок причудливых.
• ХАРАКТЕР •
Ведуны, знахари или простая ворожея — всё одно. Привыкшие они к косым взглядам, недоброму слову и случайно сгоревшей хате. От того и стараются селиться подальше от деревень и держать язык за зубами. Раз уж выпала тебе доля — ворожить да заговаривать, словам быстро цену набиваешь.
Знает эту цену и Нэса. Сказанное в сердцах — разит не хуже свистящей стрелы. Приучила себя ещё по молодости с разговорами к людям не лезть, а сплетни какие пускать мимо ушей. Кто такую впервые встретит подумает — "в рот воды набравшая?" да окажется чуточку правым. Не любит ворожея болтать попусту с незнакомцами и слушать каждую брехливую псину.
К людям притирается долго, присматривается что да как. И если уж сердце к человеку ляжет, дружбу с ним водит охотно. И приголубит в печали, и приласкает, и шутку-прибаутку рассказать может и посмеяться вместе. Ежели к ворожее с душой, то и она ответит тем же.
немощь
° С приходом Красной луны у ворожеи случаются обмороки
° На нервах часто заикается и заговаривается
• БИОГРАФИЯ •
Ходит молва, что за переходом Сольвейга, акромя как гор да степей нет ничего. Ни животина не водится, ни птица гнезд не вьет. Давно те места опустели, и эльфы из последних ушли далеко к Синим горам, подальше от людского рода, чтоб кровь свою особенную сохранить. Все вести с того края несли на себе пилигримы — охочие до путешествий и болтовни за кружкой доброй браги. Одни рассказывали, мол, взаправду, долина меж горами бесплодная, ползучими гадами заполнена, ногой ступить негде, другие же говорили, что водятся там ещё люди, те самые потомки первых, которые на кораблях прибыли к берегам и разошлись по миру став чужим друг другу народом. Но находились и те, кто рассказывал, что за Сольвейгом есть малые хутора и люди живут там самые обыкновенные. Пашут, сеют, жнут, скотину растят да детей озорных. Все как у других, а может и лучше, потому как дела мирские их не касаются, только б земля давала приплод и коровы сыты были.
А иные же бились об заклад, что никакие эльфы не уходили, и кровь свою не берегут, тесно живя бок о бок с людьми, заключая с красивыми девками и парнями союзы, чтоб породниться и никто им не суд.
Правда же была где-то посередине. Спроси у Нэсы, как все устроено на самом деле, расскажет не больше, чем любой другой пилигрим. Есть за Сольвейгом долина, старая, как вранов монолит, не больно плодородная, но жить можно. И живут там и люди и кой-где эльфы. Как умеют живут. Помнит Нэса петушиные крики и козлячий запах, грустные песни уставших от повседневных хлопот баб, и песни эльфок, такие же затяжные, но сильно печальные. Маленькая она была, языка не разумела, а как кутенок чуяла, что тоска одна в ихних песнях. И бабку помнила. Не с лица, а только с рук шершавых, горячих как печь, сильных, как у всякой, кто привык руками этими в капризной земле работать, но ласковых, добрых.
Не помнила только, когда вместо бабки появился бойкий старик-хохотун, пахнущий горькими травами да старческим по́том, всюду таскавший за собой дитенка. Болтал народ меж собой, будто сватался травник по молодости к Нэсеной бабке, а та ему предпочла кожевника.
Что сам знал хохотун тому и научил. И как буквы правильно вывести перышком, и как сложить их, чтоб слово получилось. И подолгу потом ворожея читала книжки тяжёлые да заумные. Где про гербарий с картинками, где про минералы разные. Многого не понимала, но нравилось буквы в слова складывать. А когда оперилась девка, когда окрепла, сама и хоронила старика вместе с его книжками да травами. И с доброй памятью.
Не раз она его вспоминала потом, истоптав башмаки по большакам и лесным тропам, и тоска ее брала жуткая по родным местам, когда стирала пальцы до кровавых мозолей в тавернах больших и малых. Повидала ворожея в дороге людей добрых и не очень, честных и жадных, сильных и малохольных. Только таких как Змыр никогда не видела.
Старый ворожей, мудрый ворожей, с глазом опасным и словом сильным. Верила она тогда, что весь лес Марибора одному ему подчиняется, а с соседних деревень на поклон ходят. Но лес никому не подчиняется, а кметы ходили только за мазями и со сплетнями за плечами.
Многое знал Змыр, и ещё о большем умалчивал. Долго ворожею гнал с порога, брать не хотел к себе, но потом пожалел девку и как-то прикипел к ней. Была у него хата старая да ладная, банька черная и огород заросший лопухом. Приросла и Нэса к старому ворожею, ухаживала за ним, как кура наседка, горячо любила сказки по вечерам и чай его с мелиссой.
Поутру, когда солнце сонное к полю льнет,
она в лес идет за полынь-травой,
из цветов душистых рубашки шьет,
да белье стирает живой росой.
Говорят, в глазах ее блики звёзд,
говорят, что губы ее — как мак.
Может та девица меня спасет?
Пока я еще не песок и прах.
Оба любили лето. Оба ждали с нетерпением время первых ржаных колосьев, когда в лесах ягоды наберутся соком, гриб белый пойдет. Оба могли сгинуть на болотах по воле лесного духа, если б не Змырова сила.
По деревням ветром носило слухи, что ворожея сама деда и утопила, чтоб его скарбом поживиться да никто из них не видел, как горели в старой печке ведовские пожитки и книги. А потом и вовсе говорили, что не было никакой ворожеи, а была лешачиха и к старику прибилась ради забавы, потому как появилась она так и пропала, а дом наказала стеречь волкам и воронам.
Ровно через год, как отгремела в Вызиме лютая оспа, видели у Мариборских ворот тощую девку болтавшую сама с собой.
Купец тутошний клялся, что пустили ее застенки как была, стало быть, без бумажки и случайного грошика. Куда шла и зачем, никому дела не было, но местный хлепобек Лев говорил, мол, такую же бродяжку заприметил у лечебницы святого Лебеды. Слонялась спозаранку до самых сумерек у дверей, а зайти не решалась. Тогда то он и понял, что не бродяжка это ни какая, а самая что ни на есть настоящая ведьма и в лечебницу не решалась зайти, потому что место святое, а их, каждая собака это знает, в святые места не пускает добрая высшая сила. Гонит подальше от мест хороших и людей честных. Правда садовник при лечебнице не видел никакую ведьму, а обыкновенную больную девку. Лихорадка ее била или какая другая зараза, и в лечебницу не пошла, потому что вида своего стыдилась. Он-то ее на ночь и приютил у себя в пристройке при лечебнице, а на утро несчастной и след простыл. Кто-то ему говорил, сейчас уж и не вспомнит, что такую же девицу видел у лекаря-низушка, который лавчонку держит неподалеку от квартала нелюдей, работает она там не то помощницей не то кухаркой, жива — здорова, только болтать не любит и вечно жжет можжевеловые ветки.
Но кто теперь-то знает, как оно на само деле было?
• НАВЫКИ И СПОСОБНОСТИ •
Как для рыбы естественно плавать в воде, так и ворожее разбираться в растениях, грибах и ягодах. Хорошая ворожея та, которая сходу отличит белый гриб от сатанинского, львиный зев от губастика, а чернику от голубики. Старый Змыр обучил девку всем премудростям трав и грибов, приоткрыл завесу тайн обрядов целебных и пакостных.
Умеет Нэса призвать духа лесного в помощь себе, если беда какая нагрянет, оберег связать, хоть куклу-мотанку, хоть костяную погремушку. Может и ловца снов скрутить, отвар от хвори какой сварить, мазь при ломоте костей или снадобье женское, чтоб баба не понесла очередного ребятенка.
Чем бахвалиться
• Животинку любит. Все они для нее детки малые, от коровы до цыпленка.
• Держит коллекцию перьев и речных ракушек.
• Носит на правой руке браслет из кости Скеллигского кита.
• Шьёт из старой одёжки игрушки для собаки и кота.
• Вопреки суевериям, каждый год высаживает в горшок два подсолнуха.
• Горячо любит шмелей и стрекоз.
• Летом непременно ищет лунки львиных муравьев и откапывает их, чтобы подержать в ладонях на удачу.
• Отменно печет сырники и пироги морковные.
• Имущество •
При себе имеет ножницы травника подаренные Змыром, гребешок для волос, фляжку малую для настойки в дорогу, волчий коготок на верёвочке, холщовый мешочек с котовыми усами.
В лавке приютила кота Кабачка, пса — калеку Бандита и голубку Лялю.
• ОБ ИГРОКЕ •
• связь с вами: Голубя посылай
• как вы о нас узнали: Старые люди говорят
• готовы ли вы участвовать в сюжетных арках? Ежели ноги понесут, так тому и быть
Они тогда крепко поругались. Чай что друг друга не обсыпали проклятиями да кулаками не помахали. Ворожей после этого смурной ходил с неделю ещё, девка старалась глаза ему не мозолить. Про барсука старого оба забыли, а тот повадился в курятнике яйца таскать. Дед и ему чуть не всыпал, но сдержался. Животина как никак, родная, на них руку поднимать все равно что дитенка обидеть. Потом оба созрели для разговора, условились вечером за чаем поговорить. Как вечер настал долго молчали.
— Ты это, не серчай если что, — завел издалека Змыр, в глаза не решался смотреть — ты вон, взрослая уже какая, а старика не слушаешь. И не дура. Ну была бы дурой, а — он махнул рукой, — так я бы ни слова не сказал. Что с дуры — то взять?
Ворожея ждала чего ещё скажет, но Змыр смолк и все в кружке чаинки считал. Не умел он в сердечных делах, стеснялся, не привыкший был. С бабами толком не жил, а с кем жил, так на зиму чаще, чтоб постель не стыла. А тут живёт с девкой, и не внучка она ему, не дочка, пришлая.
— Я как лучше хочу, понимаешь, ну? — ворожей поднял глаза, — хочешь как я что ли? Ты подумай сама — гумно какое случись, на тебя же первую и посмотрят. Ты и будешь виновата. Людям-то что? Они вон, чуть засуха пошла, так нелюдь виноват или колдун деревенский. Они ж не понимают как все устроено, они ж и знать не хотят про погоды там всякие, им бы крайнего найти. Не найдут ельфа какого, найдут девку красивую, а раз красивая да ворожит ещё, то точно дьявольщина.
Он осекся. Вспомнил старую Язву вздернутую на сук. Её же вороны ей глаза и клевали, пока висела. Всё деньги на похороны прятала, а оно как вышло. И дом обнесли.
— А ежели в город подамся? Что ж это, и там я виноватая буду, так?
Ворожей заскулил и смачно сплюнул на пол, по дереву постучал на всякий случай.
— Может и не виноватая, да там и без тебя целителей хватает. Городские лекари нас не шибко жалуют, конкуренция как никак.
— Так они по-своему, а мы по — своему, чего нам друг другу руки выкручивать...
Ладонь старика звонко упала на стол, блюдце с семечками бойко подпрыгнуло и завертелось. В прихожей сделалось холодно как в могильнике.
— Я тебе сказал нет! — ворожея от испуга съежилась, тут же прикусила язык, — замуж иди, замуж... — глухо прошептал старик, — мужика тебе найдем хорошего, с руками, а ворожбу бросай. Бросай, говорю тебе! Не будет из тебя ворожеи. Ты курей на требу таскать будешь? Мы когда огород копали, я змеёнышу лопатой случайно голову отсек, кто ревел? Не дед, а вот эта вот — щёлкнул по лбу ворожею старик.
— Ты сам говорил, что можно без требы, без крови говорил! — взбеленилась травница, — врал что ли? Эх ты... — она отвернулась, спрятала лицо в рукаве халата. Змыру сделалось тошно. Будь он моложе, будь он крепче, будь он с руками такими, чтоб сруб сладить за день, взял бы девку замуж сам и на том бы решили. А захотела б ворожить, пускай, в обиду бы никому не дал.
Время их разминуло. Его перемололо, а ей предстоит только попасть под жернов.
Пока ворожея давила обиду в горле, старик чаю заварил по второму разу, подсел поближе, хотел приголубить да постеснялся.
— Я ж тебе чего говорю — то, голубка, а о том и говорю, что не твое это — ворожить. Тут надо через себя переступать, понимаешь? Сызнова себя делать. Вот ты сейчас такая, а потом другой стать придется. Где куренка прибить, где жабку придавить. Жалко будет, жалко. А как по другому? Я если б знал как.
— Я по — своему могу, Змыр, — девка обернулась и глянула на старика, а он мог поклясться, что отродясь таких глаз не видел. Не то смотрит, не то шилом насквозь пробивает, и понял он тогда, чему быть — того не миновать. Бабка Язва сказала бы, что стезя у этой девки ворожить да заговаривать, а по другому жить, все равно что себя гнобить.
Его сухая узловатая рука легла на ее холодную ручку и он подумал, какого это растить поросят на убой, имена им давать, харчами подчивать, а потом на пенек водить и кровь пускать.
— По — своему, говоришь? — дед кисло улыбнулся, бросил короткий взгляд на молодую луну за окном, — тогда слушай, что я тебе ещё скажу.
Говорили они долго, до петушиных криков, и потом ещё немного.
Отредактировано Нэса из Марибора (2024-07-25 15:35:33)
- Подпись автора
