Нежно-лиловый лепесток упал на широкий манжет, украшенный серебряным шитьем. Кревану шло серебро. Элегантная простота этого благородного металла  удачно оттеняла его достоинства,  не отвлекая на себя внимание, предназначенное самому Знающему. Все были согласны в том, что именно серебро больше всего подходит Кревану Эспане аэп Каомхан Маха. Грациозным движением, наполненным изяществом и величием, достойным королей, да что там, владыки миров, Креван Эспане аэп Каомхан Маха стряхнул прочь лепесток - деталь, недостойную быть частью его образа. Сегодня все должно быть идеально.
С террасы Пурпурного дворца в  Tir na T`auris* открывался превосходный вид на долину. Но Кревана в этом великолепии интересовала лишь узкая, блестящая полоса Spar**, а именно тот её конец, что на линии горизонта упирался в небо. Вынырнув из-за изумрудного леска и дальше, насколько хватало глаз, полноводная Spar совершенно  оправдывала  свое название, прямотой русла и стремительностью течения напоминая летящую стрелу. Лишь ближе ко дворцу река разветвлялась на каналы, по которым легко и грациозно двигались ажурные лодочки, казалось, сотканные из тончайшего кружева. В одной из таких "кружевных" лодочек, нарочито медленно плывшей мимо террасы, сидели три эльфки. Изысканные, гибкие, с фарфоровой кожей, глазами точно звезды и длинными волосами, цветом и блеском сравнимыми с благородными металлами самой высокой пробы. Но среди них не было серебра, а потому они были совершенно неинтересны Знающему. А вот он был им очень интересен. Креван, подчёркнуто игноририруя их лучезарные улыбки и кроткий, мелодично-хрустальный смех, отвернулся, тоже  нарочито медленно, позволяя эльфкам как следует разглядеть свой точеный, возвышенно-строгий профиль. Впрочем, уже через мгновение Креван снова повернул голову, на сей раз совсем не заботясь о том, хорошо ли виден зрительницам. Слишком хотел Знающий избежать встречи  взглядом с высоким черноволосым эльфом, поднимающимся по ступеням. Ястреб тоже полностью оправдывал свое имя, он взлетел на террасу за считанные секунды и предстал перед профилем Лиса гордо вскинув свой и хищно сверкая глазами.
- Приветствую, Аваллак'х
- Эредин, - Знающий чуть качнул острым, гладким подбородком, жест - нечто среднее между едва  заметным кивком и чуть более заметной попыткой подавить зевок.
- Что делаешь?   Высматриваешь  свое будущее?
- Можно и так сказать. А ты? Кружишь в поисках поживы?
- Можно и так сказать.
Тонкие губы Эридина скривились в плотоядной улыбке.
- Я слышал, наша птичка сегодня возвращается в родное гнездо. Интересно, какой она стала. Наверное, уже оперилась, а может даже превратилась в паву. Ты как думаешь, Лис?
Лицо Кревана сделалось каменным и чуть побледнело. Белизной, неподвижностью и холодной твердостью каждой линии оно напоминало высеченную в мраморе статую. Эредин продолжил, будто не замечая ничего, и в тайне злорадствуя над подмеченным.
- Всё птицы по весне возвращаются, готовятся к брачному сезону. Повинуясь своей природе, они жаждут спариваться. Ты знаешь, что значит спариваться, ведун? Ах, да, тебе наверняка об этом рассказали. Или ты сам прочёл в своих тайных манускриптах?
Эредин бросил взгляд на эльфок, застывших в самых чувственно-утонченных позах в лодочке, нехотя  отплывающей  от террасы дальше по каналу.
- Догадываюсь, - продолжил Ястреб , - теоретическая подготовка у тебя на высоте. Могу предположить даже, что за эти годы ты взял несколько практических занятий. Но ты уверен, что не ударишь лицом в грязь? Что оправдаешь, возложенные на тебя ожидания. Полагаю,  если смысл твоего существования в том, чтобы один единственный раз качественно спариться, не зазорно поучиться у тех, кто пусть и рождён для другого, но разбирается  в этом лучше тебя, Знающий.
Ястреб говорил спокойным, даже скучающим голосом, но перед следующей фразой его рука незаметно легла на эфес короткого меча, висевшего на его поясе.
- Может, я  первым пойду к твоей пташке? Подготовлю, так сказать, для успешного выполнения вашей великой миссии.
- Едва ли, - холодно ответил Креван, разворачиваясь к Эредину по-прежнему каменным лицом и заведя за спину руки, - в подобных делах да и в каких-либо других Знающему может быть полезен тот, кто только и делает, что предполагает, допускает и догадывается. Скорее уж я преподам тебе урок.

Эредина не обмануло напускное спокойствие собеседника. Поэтому, когда Креван вскинул  руку, отправляя в лицо Ястреба  светящийся белым, искрящийся молниями шар, эльф успел отскочить. Отскакивая, выхватил меч.
- Довольно! - Голос появившегося в этот момент юноши в пурпурной тоге громом прогремел над террасой, рокочущим эхом разнесся над водой, разом пресекая все неподобающие телодвижения.
Лис и Ястреб разом склонились перед Аубероном Муиркетах - владыкой Aen Elle. Ему не требовалось слов, чтобы доходчиво донести свою мысль, достаточно было взгляда. Эредин Бре́акк Глас припал на одно колено. Креван Эспане аэп Каомхан Маха остался стоять, но спины не разгибал.
- Поднимитесь, оба! – Голос короля Народа Ольх был юношески-звонким, но давил грузом сотен прожитых королем лет. Под этой тяжестью восстать было труднее, чем поднять на плечах гору, но не повиноваться было невозможно. Эредин и Креван повиновались, выпрямились, но поднять глаза так и не решились. Впрочем, владыка  Aen Elle на них и не смотрел. Он устремил взгляд туда, где полноводная, стремительно мчащаяся Spar упирается в небо. Туда, где горизонта коснулось солнце, а его лучи окрасили стены дворца всеми оттенками пурпура и багрянца. Туда, где вспыхнули в закатном зареве тугие от ветра паруса.
- Она вернулась, - произнес король Народа Ольх, а голос его изменился до неузнаваемости, утратив всю свою тяжесть и властность, - Me luned…
Креван резко обернулся. Гораздо резче, чем следовало тому, кто старательно изображает хладнокровность. Слишком порывисто и нервно для того, кто всё знает наперед. Аваллак’х, как и его король вглядывался в плывущие по Стреле от горизонта паруса. Он не мог разглядеть с такого расстояния, но был готов поклясться, что видит, как  на палубе одного из кораблей поблескивает серебро волос.

---
*Город Врат - старшая речь
** Стрела – старшая речь

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

-Здравствуй и ты, Креван Эспане аэп Каомхан Маха. – Изысканный поклон в ответ на обращенное к нему приветствие.  Чтобы затем замереть, слушая продолжение:
- Я вернулась, чтобы исполнить свое предназначение. 
Креван Эспане аэп Каомхан Маха стоял, пораженный.  Он знал, что она скажет нечто подобное. Не сейчас, так позже. Не скажет, так красноречиво промолчит об этом. У Кревана не было видений на сей счет – к чему пророчествовать об очевидном. Любопытство ни разу не подавало в нем голос за годы ожидания.  Последний раз он видел Лару Доррен аэп Шиадаль на Белой пристани. Её -   девочку с серебряными косичками, вела на корабль, держа за маленькую детскую ручку, наставница из Aen Sаеvherne. Креван со строгим достоинством взрослого мужчины – ему ведь тогда было уже семнадцать! – смотрел на нее сверху вниз, снисходительно и гордо. С тех пор он готовился принять свою судьбу, встретить ее вместе с кораблями из храма Aen Hen Ichaer. Креван был не только Знающим, но рассудительным эльфом, осознающим всю лежавшую на них ответственность. Он никогда не задумывался над тем, какой стала Чайка. Ему достаточно было понимания, что Ведуны-наставники позаботятся о том, чтобы ген Старшей Крови получил в ней должное развитие. А то, как выглядит его носительница для Кревана оставалось не существенно, ведь он был выше этого.   Потому теперь, впервые в жизни, Знающий пребывал в смятении. Он стоял на террасе Пурпурного дворца, сраженный красотой Предназначенной ему девы. То что Лара Доррен аэп Шиадаль – одна из самых красивых женщин своего поколения было бесспорно и очевидно для всех. Для Ауберона Муиркетах – Владыки Народа Ольх, распростершего объятия навстречу серебровласой Чайке. Для Эредина  Бреакк Глас – предводителя Дикой Охоты, самодовольного, если не сказать самовлюбленного, единственного, кого прибывшая не поприветствовала с порога. Для Кревана Эспане аэп Каомхан Маха - Знающего, на несколько мгновений полностью растерявшего все свое знание.
- С возвращением, дитя! – Владыка Народа Ольх, тепло улыбаясь, шагнул к Ларе. – По́лно, оставь церемонии для бала, а сейчас позволь обнять тебя.
Юноша в пурпурной тоге поверх изумрудного, расшитого золотом кафтана, по-отечески обнял и поцеловал в лоб по-настоящему юную Лару.
- Мы ждали тебя. Весь Tir na T`auris ждал. Раз Кревана ты узнала сама, что делает честь твоей прозорливости, тогда позволь представить тебе  Эредина  Бреакк Глас – предводителя Дикой Охоты, нашего главного добытчика.
Эредин преувеличенно почтительно поклонился и впился в Чайку хищным взглядом. Креван заметил этот взгляд и, пользуясь тем, что король велел оставить церемонии,  позволил себе нарушить придворный этикет.
- Ваше Величество, - подал голос Лис, не забыв почтительно склонить перед Аубероном голову, - путь Aen Hen Ichaer домой был долог. Полагаю, она устала. Позвольте проводить её в её покои.
- Конечно, - ответил Ауберон спустя мгновение молчания, за которое гостеприимный хозяин и мудрый монарх взяли в нем вверх над крайне заинтересованным собеседником. – Да, проводи Лару, Креван. Успеем ещё побеседовать.
Лис приблизился к Чайке, стараясь заслонить ее собой от Ястреба. Подал ей руку, вернее, широкий манжет, украшенный серебряным шитьем. Прикосновение кожа к коже было бы сейчас фривольностью, а для Aen Sаеvherne еще и бестактным нарушением личных границ, чреватым спонтанными видениями во время такого контакта.
Аваллак’х повел Лару вглубь дворца. Какое-то время шли в молчании, нарушаемом лишь стуком каблуков по мрамору. «Поющий» мрамор Пурпурного дворца вторил шагам Знающих тихой, ритмичной мелодией. Креван старался вести самыми уединенными лестницами и галереями, но изредка им все же попадались придворные. Лис приветствовал их вежливым кивком и, не замедляя шага, вел Чайку дальше. «Пение» мрамора почти заглушало шепоток за их спинами. Когда же до слуха Лиса долетел сдержанный, но отчетливый смешок, Креван заговорил:
- Как прошло путешествие, Лара? Надеюсь, не слишком утомительно и к завтрашнему вечеру ты уже успеешь отдохнуть. Завтра Его Величество дает большой бал в честь твоего возвращения.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

- Так и есть, - Креван наградил Лару своим согласием с  её максимой. Далее следовало преподать небольшой урок, дать наставление и только потом ответить на заданный ею вопрос.
- Но мы, Aen Saevherne, не должны смотреть лишь на плоскость текущего момента. Нам надлежит созерцать происходящее сквозь время и пространство, только так становится видна Истина.
Креван остановился. В воздухе рядом с невидимым треунольником Лары он нарисовал свой: точно такой же, но лежащий в перпендикулярной плоскости. Было и другое отличие - свой треугольник Креван запечатлел в пространстве, используя нехитрые чары и  начертав в пространстве серебряные линии. Вверху, над центром треугольника, вне плоскости, образованной его вершинами, Лис поставил  точку - четвертую вершину, добавил исходящие из неё грани, превратив треугольник в тетраэдр.
- Взгляни на получившуюся фигуру, Лара. Вне зависимости от количества видимых вершин, на плоскости, то есть в определённом срезе времени и пространства, она всегда будет оставаться треугольником. Всё те же три равных угла: рождающий, поддерживающий и уничтожающий. Три равнозначных, пребывающих в балансе стороны. Но при этом четыре вершины. Такая конфигурация стала возможна потому, что мы трое: король Ауберон, я и Эредин, - находясь в одной плоскости реальности,  устремлялись к тебе, выходя за пределы времени и пространства. Наши мысли о тебе, намерения, слова, формировали твоё присутствие, незримое, но явное. Ты влияла на нашу реальность, определяя её события. Когда ты ступила на террасу, ты всего на всего  изменила проекцию.
Креван совершил изящное вращательное движение кистью руки и начертанная серебром фигура повернулась к ним так, что теперь казалась треугольником, в центре которого сходятся три луча.
- Прозаичность твоего путешествия стабилизировала вектора, уравняла углы, обеспечила баланс. Теперь рассмотрим предложенную тобой фигуру, чья стабильность оказалось нарушена.
Креван склонился к Ларе чуть сильнее, оказавшись теперь заметно ближе, обвел своим серебром начертанный ею треугольник точно по невидимым линиям. Достроил четвертую вершину, соединил, превратив треугольник в ромб.
- Давай взглянем, что может лежать за пределами плоскости, в которой находится эта фигура.
Креван опустил из вершин ромба перпендикуляры, соединил их. Покрутил образовавшуюся фигуру, демонстрируя Ларе, что это куб. А потом он провел внутри куба и по его поверхности диагонали, подсветил новые образовавшиеся грани таким образом, что стало видно, что этот "куб" ни что иное, как пересечение двух одинаковых тетраэдров, точно таких же, как тот, что Креван нарисовал ранее. Преисполненным достоинства жестом Лис коснулся грани куба, ставшей теперь проекцией звездчатого октаэдра, снова чуть повернул чертёж, превратив квадрат в ромб.
- Как видишь, то, что в одной плоскости пространства и времени кажется стоящим на пороге хаоса, на самом деле может быть пересечением двух устойчивых, сбалансированных структур. Но лишь Знающим дано прозревать так далеко, чтобы увидеть картину в целом.
Гордый, повелевающий взмах руки и серебряные чертежи растаяли в пурпурном воздухе, а Лис повёл Чайку дальше.
- Что же до Эредина, - продолжил Креван назидательно, - ведь только его присутствие может вызывать резонные вопросы, то не имеет значения, в какой плащ укутало его Предназначение. Истинная причина, по которой Ястреб оказался среди встречающих - он просто ещё одна утка для твоей ауспиции.
Креван говорил с серьезным выражением лица, без тени улыбки. Поэтому тяжело было понять шутит он или говорит серьезно.
- И ты верно истолковала его полёт, не дав себя обмануть. Ты увидела свою судьбу так же ясно, как короля Ауберона. И он прав, это делает тебе честь.
Они остановились у изящной стрельчатой двери из молочно-белого матового стекла, похожего на густой, застывший туман, оправленный тончайшей ажурной резьбой по красному дереву с золотым рисунком древесины.
- Лара Доррен аэп Шиадаль, я приветствую твоё возвращение и готовность исполнить свое Предназначение. Я обязуюсь помочь тебе в этом и обещаю открыть к нему путь.
С этими словами Креван легонько толкнул дверь. Та отворились, открыв вид на большую роскошную кровать под балдахином, стоявшую посреди просторной, утопающей в роскоши комнаты. Креван продолжил стоять на месте с видом невозмутимым и собранным, почти скучающим. Но его аквамариновые глаза смотрели на Лару в упор, внимательно и мягко, почти заботливо.
- Через час после восхода луны я приду к тебе, - не меняясь ни в лице, ни в голосе добавил Лис, - чтобы проводить на ужин к Его Величеству. Он желает видеть нас сегодня, дабы обсудить предстоящий бал.
За сим Креван почтительно поклонился, намереваясь оставить Лару в её покоях.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

-Думаю лучше сразу поставить тебя в известность. Дело в том что я...
Креван неожиданно для себя насторожился. Нет, он не думал, что Лара Доррен аэп Шиадаль может сообщить ему нечто тревожное. Но её смущение и, главное, эта формулировка: «поставить в известность», - как будто есть нечто значимое, чего он о ней не знает. Креван не оценил ее откровенность, ведь откровенность ценна там, где наличествуют тайны и недомолвки. Разве могли быть у нее от него какие-то секреты? Это было бы … Нет, это было невозможно, немыслимо. Это означало бы, что они уже ошиблись, уже проиграли свою битву с Хаосом, с угрозой уничтожения их народа, нависшей над Аen Еlle домокловым мечом. Они все – все Aen Seavherne. Конечно, Лара не сказала ничего такого, чтобы стало для Кревана откровением, но сама эта мысль засела в его мозгу занозой, начала зудеть и колоть его эго. Виду он, конечно же, не подал. Ответил так же невозмутимо:
- Твои познания о светских мероприятиях вполне достаточные, не сомневайся. Говорить будет, в основном, Ауберон, твой вклад в обсуждение ограничится тем, чтобы отвечать королю:  «я поняла, Ваше Величество» или «я не поняла».
Креван посмотрел на её лицо, такое юное, почти детское и это особенно заметно было теперь, когда строгость и сосредоточенность уступили место легкому смущению. Ему вдруг захотелось рассказать ей сразу все, не отмерять истину по крупицам, точно на аптекарских весах, а отдать все, что у него было, щедро и … беспощадно. Рассказать о том, что пока она  прилежно училась в тихих заводях Dol Aevellanna, он  побывал в десятках миров; видел, как те рождаются и гибнут, расцветают и приходят в упадок. Рассказать ей о том, что время, для нее и всех живущих в новообретенном мире Народа Ольх, подобно течению реки, а для него, путешествующего по Спирали, принимало такие траектории движения, описания которым еще не придумали даже Ведуны, а иногда и вовсе останавливалось. То, что понимает каждый дхойне, похищенный Диким Гоном, было еще не познано, а потому пока недоступно ей, Ларе Доррен аэп Шиадаль. Она - спасение и последняя надежда их народа, тщательно оберегаемая от лишнего знания и опасного опыта. С тех пор, как Лис и Чайка расстались на Белой пристани для нее прошло… сколько, лет двадцать? А для него … десятилетия, века? Он бы не мог назвать объективную цифру, даже если бы захотел. Ведь категории линейного времени были совершенно неприменимы к его исследовательской работе, проводимой долго и упорно на разных Витках, в десятках чужих и чуждых миров.   Ему захотелось рассказать, как в его исследованиях подтвердилось то, о чем догадывались, и чего так боялись Aen Seavherne – одного Предназначения мало, нужно нечто большее. Не достаточно лишь идеальной генетики, полученной в результате тщательной вековой селекции и магических экспериментов. Не достаточно быть носительницей чистого гена Старшей Крови. Сильная генетика предрасполагает, но не предопределяет появление сильного Дара. Почему у эквивалентных с генетической точки зрения образцов, ген Aen Hen Ichaer проявлялся по-разному? Почему одна могла движением брови всего лишь поднять мост, а другая – открыть стабильный портал в далекий мир? В одном из миров, где Креван искал ответ на этот вопрос, этому явлению дали название фенотип. Генотип – набор генов, определяет некий коридор возможностей, в которых эти гены могут проявляться. А фенотип есть то, как именно проявится конкретный ген или набор генов. Для одних признаков, вроде цвета волос или глаз, генотип жестко детерминирует фенотип. Но для других, фенотипы могут существенно отличаться. На го́ре Aen Elle,  Дар повелевать пространством был как раз из последних. Он очень во многом определяется внешними условиями и … чем-то еще. Чайка, юная, невинная Чайка, считала себя лишь удачным набором генов, занимая свою прелестную, умную головку размышлениями на тему, какие черты достались ей от отца и кем бы он мог быть. Она не знала, ведь эта тайна самым тщательным образом скрывалась, что кроме нее существовали еще всякие Сойки, Малиновки, Пустельги, Ласточки, даже Соколицы и прочие птички в клетке Aen Saevherne, предназначенные Лису в равной с Ларой степени. Но ни одна из них не оказалась Чайкой. Главная загадка Лары Доррен аэп Шиадаль, загадка,  так и не разгаданная Знающими, даже Креваном,  была в том – что делает ее такой особенной? Как Чайке удалось заставить свой генотип проявляться оптимальным образом? Как ей, а дело было именно в ней – то подтверждали множественные эксперименты, удалось воплотить в себе фенотип, лучший из всех носительниц гена Старшей Крови? Но была вторая загадка, куда более опасная и зловещая  - сумеет ли Чайка удержать ген под контролем до самого конца? Не превратят ли созревание, беременность или роды ее в очередную посредственность с роскошным генофондом? Не выйдет ли так, что вопреки многообещающим прогнозам и ожиданиям, она родит не спасителя эльфов, а очередную ведунью или ведуна, новую Иттлину или даже нового Аваллак’ха – без сомнения талантливых и могущественных, но не великих. Для Народа Ольх Лара была светочем. Она и Креван были спасением, которое соглашались ждать, ради которого соглашались делать все, что прикажет король Ауберон, чьей милостью и мудростью Народ Ольх, после тяжелого, болезненного разделения со своими соплеменниками Народом Гор, жили мыслью и надеждой на спасение, что принесет им священное дитя, плод союза двух Знающих, лучших из лучших. Так было и так будет, пока оба не будут готовы и не настанет тот самый момент. Потому что иначе не может быть. Не может быть так, чтобы Владыка Ауберон оказался неправ. Не может быть, что спасения нет. Такого быть не должно. Не должно быть, чтобы кровожадный клекот Ястреба набрал силу и миры Спирали утонули в крови. Не должно и не будет.
Креван молчал и смотрел на Лару. Как долго? Не важно, ведь время для них не имеет значения. Потом сказал:
- Я приду раньше. На полчаса, полагаю, нам этого хватит. Думаю, лучше сразу поставить тебя в известность. До встречи, Чайка.
За сим он удалился.

В назначенное время, он стоял у её двери. Неизменное серебряное шитье на сей раз украшало изумрудный, под цвет ее глаз, камзол.   Он не стучал в дверь – вульгарный стук для простаков и невежд. Знающие, как и знания, любят тишину – Креван телепатически призвал служанку, чтобы та его впустила с разрешения госпожи. Мягко ступая, Лис вошел в покои Чайки,  почтительно поклонился  хозяйке. Долго молчал, разглядывая её, внимательно изучая, смотрел с достоинством знатока и ученого. Для Знающих в молчании нет неловкости, лишь поиск истины и надлежащей формы – слова, способного облечь в себя суть, что сложнее тысячи понятий. Он смотрел, молчал, изучал.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

- Однажды, - сказал Лис вместо приветствия, -  меня занесло в мир, обитатели которого верили, будто они живут на внутренней стороне гигантского пузыря.
Креван приблизился почти вплотную. Руки положил Ларе на талию. Для Знающих в прикосновении, как и в молчании, нет неловкости. Прикосновение – кратчайший способ открыть Истину. А это, в свою очередь, все равно, что открывать окно во время бури. Если распахнешь его сразу, буйство стихии ворвется, принося хаос и разрушения. Потому, приоткрывать надлежит постепенно, и только тогда, когда есть силы удерживать створку, дозировать хаос, стремящийся ворваться и уничтожить установленный внутри порядок. Необходима также сноровка, чтобы вовремя захлопнуть окно. У Кревана было и то, и другое. Его руки на талии Лары пришли в движение, заставив эльфку развернуться. Обернуться лицом к террасе, к Tir na T`auris кокетливо прикрывшемуся тончайшей вуалью ночи, не скрывающей, а лишь еще сильнее подчеркивающей его красоту; к мыльному пузырьку, чье существование продлила ее магия. Пока Лара поворачивалась, время словно замедлилось, превратилось в густую, тягучую смолу. Комната, где они стояли, начала лениво вращаться. Одна рука Кревана осталась на талии Лары, а вторая двинулась вверх по ее спине, вдоль позвоночника, скользя меж складок ее платья пока наконец не достигла обнаженного плеча. Прикосновение кожа к коже было почти невесомым. Рука Кревана оказалась мягкой и теплой. Он едва касался ее, но Ларе показалось, будто Креван ее толкнул и она падает, но не в низ, а в том же направлении, в котором кружится комната. Когда Лара «упала» лицом к террасе, Города Врат там уже не было. Было небо, затянутое зеленовато-бурыми тучами, сквозь них тускло светило серовато-белое мутное солнце. Под небом дугой лежала полоса рыжего, как ржавчина леса, по краям она задиралась вверх, будто на грязно-зеленое небо натягивали пыльный мешок.
- Всё дело в линии горизонта, - голос Кревана, спокойный и ровный, звучал сразу отовсюду. Его слова, звучали будто заклинание, создающее невидимую, но непроницаемую стену между ней и миром. Окно в бурю, через которое проникает лишь слабый сквозняк. – Оптический обман, возникавший из-за особенностей атмосферы, загрязненной их предками.
Лару снова «толкнули», на этот раз в спину. Теперь она падала вперед, навстречу изгибающемуся вверх горизонту, вглубь мира «внутри гигантского пузыря». Он оказался грязным и зловонным. Вокруг было серо от дыма и копоти. По черной земле перепаханной бесчисленными  колеями и огромными воронками, чадя и скрипя, нестройными рядами двигались уродливые самоходные повозки из тусклого, покореженного, изъеденного ржавчиной метала. У повозок были длинные носы, выплевывающие пламя и смерть. Между повозками и впереди них шли шеренги людей в грязных оранжевых комбинезонах с черными цифрами на спине и груди. В руках они держали какие-то чудны́е короткие копья, которые тоже выплевывали смерть и дым; за спинами людей горбами торчали ранцы. Люди шли, упрямые и хмурые. Порой там, где они ступали, земля со стоном и грохотом разверзалась прямо у них под ногами, вскидывая в воздух комья грязи и ошметки их разорванных тел. Вдруг Лара почувствовала, как кто-то взял ее за запястье. С этим ощущением пришла твердая уверенность, что ее держит рука в широком манжете, украшенном серебряным шитьем. Рука, теплая и сильная, сплела ее пальцы со своими. Большой палец прошелся вдоль пульсирующей жилки у нее на запястье, вдоль линии жизни на ее ладони. Лара больше не падала, теперь она шла по этому миру, ведомая рукой в серебряном манжете. Мчалась сквозь ряды грязных людей и уродливых машин, по выжженной земле, вперед, к искривляющемуся вверх  горизонту. Вот перед ней город: шумный, грязный, душный и серый. Над городом висит такой смог, что тусклого солнца почти не видно. Здесь тоже люди, но они точно муравьи в муравейнике. Город утопает в отбросах, крови и слезах.
- Обитатели этого мира были уверены, что нет ничего, кроме их пузыря. – Голос Кревана следовал за Ларой по тесным, темным улочкам. – Они думали, что все его жители делятся на хороших и плохих: на тех, кто любит свой пузырь, кто всеми силами старается поддерживать в нем жизнь и тех, кто хочет его разрушить. Первые называли последних выродками и строили башни, для защиты своего пузыря.
Чайка взлетела над городом и увидела, как внизу из-под земли острыми блестящими шипами вылезают стальные башни: десятки, сотни. Увидела, как ощетинился башнями изогнутый горизонт.
- Выродки уничтожали башни, - продолжал голос. -  Защитники в ответ уничтожали выродков. Забрасывали их города бомбами, превращая те в пустыни, где даже воздух отравлен, а смерть кажется милосердней жизни.
Лару снова ведут вперед, через леса, замершие скелетами высохших деревьев; через горы, где обитает лишь эхо; через пустыню, где среди каменных руин виднеются остовы стальных построек. Здесь тоже обитают люди. Не живут, а выживают. Жизнью такое существование назвать сложно, впрочем, еще сложнее, назвать этих существ людьми. Их тела изуродованы какой-то чудовищной болезнью. У многих нет рук, ног, глаз, ушей. Почти ни у кого нет волос, а кожа цвета всех оттенков песка, морщинистая и в морщинах этих лежит пыль. Эти люди даже на муравьев не похожи, они дергаются словно жуки, наколотые на булавку, запертые внутри рамы под стеклом.
- Но однажды к ним пришел избавитель, - Лара увидела поле, заросшее высокой травой, через поле шел юноша, тоже высокий, статный, красивый. Он шел легко, свободно, широко и белозубо улыбаясь.
- Избавитель был юн, силен и добр к этому миру и его обитателям. Он хотел помочь им, желал и мог дать им лучшую долю. Но почти все боялись его или ненавидели. А те, кто сумел полюбить, страдали больше остальных. Настал момент, когда избавитель понял – ему не следовало вмешиваться, не следовало помогать, спасать, показывать иной путь, иную, лучшую жизнь. Но было поздно. Коснувшись этого пузыря, он начал изменять тот мир. Избавитель мог вернуться домой, забрав с собой избранных, но он остался в том мире, потому что …
Мир снова пришел в движение, закружился, а когда остановился – это уже снова был Tir na T`auris  и его мягкая ночь, и мыльный пузырь переливающийся в свете магических светильников. Пузырь парил меж изящно изгибающихся деревьев, медленно приближаясь к поверхности реки, на которой и должен был закончить свое существование.
- …потому что чувствовал себя в ответе за тот пузырь. – Голос Лиса, тихий, убаюкивающий,  теперь звучал совсем рядом, над самым ушком Чайки. – Куда бы ни вело нас Предназначение, но мы в ответе за тех, кого коснулись.  И должны быть с ними до самого конца.
Пузырь медленно опускался на воду. Рука Кревана все еще лежала на талии Лары, их пальцы все еще сплетались.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

Он тоже оказался не готов.
Самонадеянный, глупый Лис; Знающий, не предполагавший, что своим заигрыванием с Aen Hen Ichaer разбудит нечто, что захлестнет их обоих. Его нравоучительный экскурс сквозь миры и время теперь кажется не откровением, а позерством. Мальчишеской бравадой, непростительной беспечностью.
«Как мало мы знаем о ней, - успевает пронестись в голове Знающего, - Как мало я знаю о ней… об этой Силе»
Он видел, как тонет в созданном им водовороте его суженая, его Предназначение, смысл его существования. Кревана расщепило: часть его сознания оставалась монолитом, тем самым якорем, маяком, незыблемым и неизменным. Другая часть – барахталась в чужих эмоциях, видениях, чувствовала то, что чувствовала Лара, Знала то, что Знает она. И эта часть цеплялась за Лару ничуть не меньше, чем она за него: «только не отпускай… не дай нам сгинуть! Держись, я вытащу нас, только держись…» Губы Кревана, обескровленные и одеревеневшие начали бормотать слова – заклинание, очень могущественное и сложное, но смысл его был так прост: «ты только держись… продержись еще немного, я вытащу тебя…» Но ужас в том, - он осознает это только теперь, - что самое безопасное место – око бури, эпицентр бушующего урагана. А потому нужно не пытаться бежать прочь, а оставаться внутри и смотреть-смотреть-смотреть-смотреть, пока стихия не успокоит самое себя, пока этот чудовищной силы заряд Aen Hen Ichaer не иссякнет. Всё, что он может сделать для их спасения – быть рядом до самого конца, коснувшись, не отпускать, держать до последнего выплеска силы, не отдавать, ни за что не отдавать … Креван преслушивается. Какие-то чуждые посторонние звуки… слова… голос… Это говорит он? Но то не слова его заклинания. Быть может он переоценил свои силы, сбился, забыл магическую формулу, нарушил порядок? Креван прислушался сильнее, чувствовал, как шевелит губами, по-прежнему пытаясь удержать Лару. Наконец, он разобрал слова:

- Дитя Старшей Крови! Ты – наша! Ты – наша, звездоокая дщерь Хаоса! Ты наша, ты – одна из нас! Мы будем мчаться, мчаться до конца, до скончания вечности, до пределов существования! Ты наша…

Креван исторгал из себя эти слова вместо магической формулы, цедил их словно яд. Он говорил и говорил, не узнавая собственного голоса. Лишь выплюнув все до последнего слова он понял, чей это был голос. Эредина Бреакк Глас, короля Дикого Гона.
«Ты наша!» - шипит маленькая желтая змейка обвивается вокруг щиколотки Лары.
«Ты наша!» - слышит Креван, когда Ауберон, владыка народа Ольх, сидя в кресле, мертвенно бледный с трудом шевеля губами, произносит совсем иное.
«Ты наша!» - эхом звучит в ушах, когда в густой траве на берегу реки Spar катится идеально круглый шарик из чистого серебра.
«Ты наша!» - каркает, не раскрывая рта, одетая в серое служанка, склонившаяся, чтобы поднять серебряный шар.
«Она моя!» - твердо произносит Креван, изо всех сил всматривающийся в лицо служанки, стараясь запомнить каждую черточку ее ничем не примечательной внешности, чтобы еще до восхода солнца отыскать ее и забрать у нее то, что должно принадлежать ему.  Ведь он уже знает: пусть сегодня он смог удержать Чайку, совсем скоро не сумеет  и потеряет её. И тогда лишь этот шарик поможет ему найти ее и вернуть. Вернуть свое Предназначение, смысл своего существования.
-Мы в ответе за тех кого коснулись. -Лара говорит тихо, почти шепчет, но звук ее голоса заставляет его очнуться. Заметить, как сильно она дрожит. - А еще, рискуем что будем плакать, когда позволяем себя коснуться.
Её голос заставляет его пошевелиться, разжать одеревеневшие пальцы и лишь теперь по-настоящему обнять её, укрыть ее обнаженные плечи широкими манжетами с серебряным шитьем.
Длинноволосые эльфки в длинных туниках сочувственно и молчаливо взирали с украшающих стены барельефов на то, как Лис кутает Чайку в покрывало из шкурок норки тончайшей выделки. Как ложится рядом с нею на постель, осторожно обнимая, следя, чтобы нигде не коснуться ее обнаженной кожи своей. Мраморные эльфки вслушивались в слова, что он ей говорил. Очень важные слова, самые важные из всех, сказанных  им за день:
Elaine blath, Feainnewedd
Dearme aen a’caelme tedd
Eigean evelienn deireadh
Que’n esse, va en esseath
Feainnewedd, elaine blath!*

----------
*«Цветочек». Колыбельная песня и популярная детская считалка эльфов

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

Aen Hen Ichaer послушно ведет ее во дворцовый парк – идеальное место для медитации. Изумрудная трава, бирюзовые листья деревьев, крыши малахитовых и янтарных беседок покрыты  росой, сверкающей в лучах  солнца утренним серебром. Легкий свежий ветерок колышет хрустальные колокольчики на ветках, наполняя сад тихим, мелодичным звоном. Дерево с тонким прозрачным стволом «плачет» лепестками опадающих цветов. Вот нежно-лиловый лепесток упал на широкий манжет, украшенный серебряным шитьем.
- Доброе утро, Лара, - голос Кревана неожиданно сиплый. Знающий, прямой как струна, стоит со сцепленными за спиной руками. На бледном лице следы многодневного недосыпа: покрасневшие глаза, темные круги под ними; щеки эльфа впалые, с заострившимися до предела скулами; на подбородке два тонких пореза или царапины – почти зажившие, но их совершенно точно не было вчера вечером. Весь Креван выглядит каким-то усталым и взъерошенным. От былого лоска не осталось и следа. Кафтан застегнут небрежно. Узел на кушаке торопливо-несимметричный.  Волосы, по эльфским меркам, прибывают в полнейшем беспорядке: ещё влажные после мытья,  расчесаны, но не уложены, как подобает, отдельные пряди выбиваются, падая на лицо. От Знающего пахнет нарочитой чистотой, будто он фанатично старался отмыться от жуткой грязи, делал это в спешке и без посторонней помощи.
- Как тебе спалось? - Креван шагает навстречу, убирая руки из-за спины, но тут же прячет кисти  рук в рукава. Манжеты с серебряным шитьем встречаются, плотно смыкаются, надёжно скрывая кожу. Креван внимательно  слушает ответ, молчит, будто обдумывая его, но потом внезапно меняет тему:
- Я кое-что сделал для тебя. Защитный амулет. Прости, ему не достаёт изящества, но я торопился закончить его как можно скорее.
Лис вынул из рукава раскрытую ладонь, на ней лежал медальон на тонком кожаном шнурке: круг из лозы, от периферии которого, сплетаясь в причудливый узор, к центру спиралью сходятся цветные нити. Некоторые из ниток унизаны капельками застывшей смолы. От медальона чувствовался легкий запах дыма, хвои и померанца.
-  Это защитный амулет, - повтори Креван, - и пространственно-временная лоция. Я сделал так, что прочесть ее сможешь только ты. В нем нет ни металла, ни камня, ни кристаллов, так что по этому амулету тебя невозможно будет отследить. Кроме того, это маяк. Твой маяк. Где бы ты ни была, он укажет тебе путь к Убежищу – миру, который ты выберешь, который покажешь мне, и координаты которого я запечатлею в этом маяке. Но для этого мне нужно снова коснуться тебя.
Креван раскрыл вторую ладонь. На сей раз он ожидал. Предложил ей свою руку и ждал её ответа.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

Он желает. Соглашается почти сразу же. Как только истекает краткая пауза вежливости, - Ведуны не кидаются опрометью, действуя степенно и с достоинством, - Креван преисполненным величия кивком выражает свое согласие на совместную медитацию. Во всем следуя за Ларой, он принимает позу для погружения в легкий, восстанавливающий транс. Соленый ветер умывает лицо, наполняет легкие свежим воздухом, таким густым от ароматов разнотравья, что, кажется, его можно пить. И Креван пьет и пьянеет от ноток вереска, от шума моря и его обитателей, чьей степенности и величию позавидует сам Знающий,  от шелеста платья Лары. Креван прислушивается, пытаясь различить в симфонии окружающих звуков соло ее дыхания: вдох, выдох, вдох… Знающий выдыхает и погружается в транс…

Он видит себя, стоящим в перистиле дворца, среди скульптур. Скульптуры изображали эльфских детей, в основном капризничающих. Креван - рядом со статуей мальчика, стоящего  на одной ножке,  со стиснутыми кулачками и мордашкой искаженной злостью. Знающий ожидает. К нему подлетает ласточка. Она тоже злится, гневно щебечет, трепещет крыльями, нервно дергает раздвоенным хвостом.  Лицо Кревана, холодное, мертвое, как камень статуй, отворачивается от ласточки. Он собирается уйти, но птица преграждает ему путь. Она щебечет все громче, истеричнее – он даже не пытался отвечать. Бесцеремонно отворачивается и уходит по аллее. Ласточка, что-то бросет ему в след - пронзительный свист, сгусток гнева и глупости:
- А может, ты сам? – верещит ласточка. – Хочешь, отдамся тебе? А? Не пожертвуешь ли собой? Ведь у меня вроде бы глаза Лары?!
В два прыжка он оказывается рядом, его руки змеями тянутся к птичьей шее и сжимают, словно стальные клещи.
Он был готов свернуть ласточке шею, стремительно и безжалостно. Он был готов. Но вместо этого отпустил ее, склонился, заглянул в ее глаза.
- Кто ты такая, - спросил он необыкновенно спокойно, - что осмеливаешься бесчестить ее имя? Кто ты такая, что осмеливаешься осыпать меня оскорблениями? О, я знаю, я вижу, кто ты. Ты не дочь Лары. Ты дочь Dh’oine, бездумная, невежественная, самовлюбленная. Прямо-таки типичный представитель расы, которая ничего не понимает, но стремится все разрушить и уничтожить, превратить в руины одним прикосновением, измарать и испоганить одной лишь мыслью! Твой предок украл у меня мою любовь, отнял ее у меня, самовлюбленно и невежественно отнял у меня Лару. Но тебе, достойной его дщери, я не позволю отнять у меня память о ней!

Он отвернулся. Кровь стучала в висках, силясь вырваться, излиться, оросить землю и уйти в нее. Нужно дышать, - вдох-выдох, - дышать, размеренно и ровно, пока кровь не успокоится. Нужно дышать. Но он не может, горло сдавил застрявший в нем крик протеста, отрицания. Креван не может ни исторгнуть его, ни проглотить. И дышать он тоже не может.
Как вдруг... Креван видит лицо Лары,  слышит ее голос:
- Я зрила будущее. Наше будущее. И наше дитя. Он будет красив. Вылитая твоя копия. Он будет умен и силен…
С этими словами Креван, наконец, выдыхает. А потом начинает дышать, снова жить. Дыхание постепенно восстанавливается. Откуда то из глубины сознания всплывает неожиданная мысль,  нет, не мысль, это шепот Aen Hen Ichaer: "Истину можно увидеть только сердцем, все что важно недоступно глазу" и Креван Эспане аэп Каомхан Маха делает свой выбор, повинуясь этому шепоту. Не разумом, а сердцем. Он выбирает довериться ей – Ларе Доррен аэп Шиадаль, своей суженой, своему Предназначению, смыслу своего существования. Не глядя, но чувствуя  ее присутствие, Лис протягивает Чайке раскрытую ладонь.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

Эредин. Этот кичливый хищник со взглядом стервятника и дерзостью на грани вызова напоминал Лису не Ястреба, а драчливого петуха. И пусть эта мысль не отразилась на лице Кревана, она заставила его замешкаться. Всего на мгновение! Но именно этого мига и не хватило, чтобы грациозно и демонстративно развернуться, изящно уводя Чайку  дальше в глубину зала, дабы оказаться в обществе, пусть и не самом именитом, но самым деликатном из числа собравшихся – среди роз, красных, розовых, молочно-белых. Владыка Народа Ольх настиг их стремительно и безжалостно.
- Лара, me luned! – Король приветствовал Знающую звонким юношеским голосом, открытой радушной улыбкой и запросто раскрытыми объятиями. Вся эта легкость обращения – тонкая светская игра, и виртуозность её исполнения монархом не избавляла его подданных от обязанности замереть, церемонно склонившись. Всех, кроме той, к кому Его Величество изволил обратиться и кому дал на то высочайшее дозволение, поданное с искусно имитированной небрежностью. – Ах, по́лно, девочка, по́лно, оставим церемонии!
Какое-то время Ауберон Муиркетах любовался Чайкой, разглядывая её ещё более пристально, чем Эредин.
- Как ты себя чувствуешь, дитя? Мы волновались за тебя. – Король говорил участливо, его ладонь мягко накрыла руку Лары, но во взгляде сквозил скорее интерес, нежели забота. И нечто весьма напоминающее довольство творца, удовлетворенного своим творением.  – Креван поведал нам, что вчера тебе внезапно сделалась нехорошо и понадобился отдых. Он заверил, что беспокоиться не о чем, но мы все же тревожились за тебя. Но сегодня, раз самочувствие позволило тебе посетить бал, мы намерены восполнить твоим обществом потерянный ужин. 
Лучезарно улыбаясь, король подал Ларе руку, изящно веля быть подле.
- Можешь следовать за нами, Креван, - бросил он, и бровью не поведя в сторону Знающего.

Вместо того, чтобы распрямить спину и последовать за Его Величеством и своей суженой, Креван почтительно углубил поклон и смиренно выждал, пока Владыка удалится на несколько шагов. Лис тоже был сведущ в правилах придворной игры: если милость тебе бросают словно кость, сначала надлежит склониться за нею и только потом поднимать голову, но не глаза. Иначе в следующий раз кланяться придется плахе. Впрочем, зла на Ауберона Креван не затаил. Его Величество  вчера был очень великодушен, приняв его объяснения и позволив Лису, пусть и на вечер, украсть у себя Чайку. Так что Владыка Народа Ольх в сущности лишь возвращал долг, с монаршими процентами, не такими уж большими если задуматься.

Ведя Лару под руку, Ауберон Муиркетах прошествовал вглубь зала, где остановился перед ступенями, ведущими на тронный подиум. Король галантно поцеловал Ларе ручку, но оставил Знающую внизу, сам же поднялся на возвышение и занял место перед троном. Тогда-то Креван и смог вновь приблизиться к Ларе и встать подле нее.
Лишь после того как Его Величество обратился к гостям с приветствием, те имели право поднять головы и распрямить спины. Мягкий шелест благородных тканей наполнил бальную залу, а глазам стало больно от блеска драгоценностей и фальшивых улыбок. Король произнес небольшую речь, суть которой сводилась к тому, что все присутствующие должны преисполниться гордости, радости и благоговейного трепета от того, что «Чайка прилетела домой». Ичто совсем скоро с её легкого крыла суждено сбыться главным надеждам и чаяниям Народа Ольх. Что прекрасное будущее, в котором они подадут пример своим братьям и сестрам Seidhe, благородно и великодушно протянут тем руку помощи – всё это уже близко. И потому сегодня, надлежит праздновать и чествовать виновницу и непременное условие их будущего спасения и величия – Лару Доррен аэп Шиадаль. Креван Эспане аэп Каомхан Маха был упомянут в речи, как защитник этого светлого будущего. Себя же Его Величество именовал «заботливым наставником юных сердец и всего Народа Ольх». Хотя Креван и Лара стояли далеко от Эредина, но Знающему казалось, что даже с такого расстояния он видит, каким ехидством сверкают глаза Ястреба. Но вот Его Величество закончил свою речь, выразив надежду, что праздник удастся на славу. Сию надежду следовало трактовать как высочайшее повеление веселиться и быть счастливыми и беззаботными, абсолютно, нарочито, изо всех сил. И можно было не сомневаться, что тем, у кого не хватит сил на счастье и веселье, найдут более достойное применение, чем участие в балах и прочей светской жизни. Придворные музыканты тоже достаточно разбирались в этикете, чтобы правильно понять услышанное, а потому музыка грянула истерически радостным аккордом. Словно соревнуясь сам с собой, король стремительно спустился с высоты трона и будто желая упредить собственную волю, оказался рядом с Ларой и Креваном, склонившимся перед Чайкой в приглашении на танец.
- Оставь первый танец за мной, моя дорогая, - очаровательно улыбнулся Его Величество, не слишком утруждаясь заворачивая свой приказ в дырявый плащ  вежливости.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

- Да неужели! – огрызнулся Ястреб, собирая в кулак пальцы протянутой руки и выворачивая запястье, словно стискивал и натягивал невидимую узду. Получив однозначный отказ, Эредин не спешил опускать руку, а второй потянулся к поясу, на котором обычно висела плетка, коей он хлестал своих кобылиц, когда те пытались показывать норов. Но сегодня на поясе командира Красных Всадников красовалась лишь искусная   вышивка: золотая лоза, унизанная резными листьями и чеканными  лепестками, собранными в похожие на звезды цветы. Золотая лоза в несколько витков оплетала талию Эредина, туго стягивая его торс, что лишь подчеркивало стать и мощь знаменитого воина.   
- Тогда я сам поделюсь с тобой знанием, ведунья, - с нескрываемой насмешкой продолжил Ястреб тоном скорее покровительственным, нежели враждебным. - Не то чтобы это знание было тайным, любой непосвященный в Tir na T`auris  подтвердит мои слова, так что окажу тебе услугу, заполнив пробелы в твоем образовании.
Движение Эредина было неуловимо-быстрым. Всего за один удар взволнованного сердца он оказался так близко к Ларе, что она могла почувствовать исходивший от предводителя Дикой охоты едва ощутимый запах фруктов, вина и моря.
Эредин говорил спокойно, выверено и громко ровно настолько, чтобы Лара даже сквозь музыку могла четко расслышать каждое предназначенное ей слово. И только она. Многие гости Пурпурного дворца немало бы отдали, чтобы услышать то, что слетело с тонких изогнутых в хищной улыбке губ предводителя Dearg Ruadhri, склонившегося над ушком такой юной и не менее знаменитой Aen Saevherne. Но сказанное им тонуло в прекрасно-нервных звуках флейт и приторно-сладкоголосых переливах арфы.
- Я не из тех, кто ждет, пока что-то сложится. Я сам складываю факты в потребную мне последовательность. И в скором времени ты увидишь, что моего желания  более чем достаточно, а твой отказ – не более, чем предпосылка.
Едва он договорил, как лютни взвились истерически-бодрым, нарочито-радостным перебором. Музыканты играли уже не пробуя свои силы, а во всю прикладывая их к тому, чтобы присутствующие на балу сорвались в безудержный, дикий пляс. Креван, стремительно приближавшийся сквозь нарядную толпу был уже рядом, ловко обогнул пару эльфов, стремящихся в своем танцевальном экстазе слиться с гостями в центре залы. Но Эредин заметил его спешное приближение, и плотоядная улыбка Ястреба наполнилась самодовольством.  Мгновения застыли в последней минуте, точно светлячки в смоле. Чайка была практически в когтях у Ястреба, а тот демонстративно выжидал, смакуя превосходство.  Он хотел не просто увести её у Лиса, а увести прямо у того из под носа.
- Эредин! – Голос короля был недовольным и требовательным. Поразительным образом он перекрыл и музыку и возбужденный шелест толпы, в центре которой находился Ауберон.
Ещё мгновение и Эредин Бреакк Глас уже мелькает в среди гостей, прошивая их нестройные ряды, подобно вспышкам молнии. А еще через пару мгновений и Креван оказывается рядом с Ларой. Он подает ей руку, пытаясь завладеть ее взглядом, всматриваясь в ее лицо с немым вопросом. Взвизгивают флейты, арфы и лютни лихорадочно верещат, мелодия срывается в неистовый dance macabre, как будто инструменты собираются умереть, напоследок исторгнув из себя все возможные и невозможные звуки. Двигаясь в такт этому стремительному неистовству,  Эредин достигает Владыки Народа Ольх. Точеный королевский профиль, строгий и сосредоточенный, то и дело мелькает среди придворных, точно стая нарядных бабочек порхающих вокруг Ауберона и кого-то еще, чье присутствие напротив Его Величества различимо лишь по ритмичным, совершаемым в такт музыке движениям. Король же, напротив, неподвижно стоит в окружении гостей, собравшихся в центре бальной залы, где совсем недавно Его Величество кружил в танце Лару. Вдруг толпа расступается и становится видно, что рядом с королем находится девушка. Её хрупкая, ростом с Лару фигурка полностью обнажена, но тело прикрывают длинные изумительного бирюзового цвета волосы. Девушка, очень красивая даже по эльфским меркам, движется с потрясающей, неземной плавностью и грацией. Кажется, будто она не идет, а плывет по волнам, простирая к королю тонкие, изящные руки. Её походка завораживает, жесты и шаги сливаются в восхитительный танец, но в то же время зрителя не покидает ощущение, будто каждый шаг дается девушке с величайшим трудом. Сквозь ее белую, оттенка морской пены чуть мерцающую влагой кожу проступают тонкие нежно-голубые венки огромного напряжения.  Музыка взвизгивает, знаменуя начало нового, стремительного рондо. Девушка пронзительно вскидывает белокожую руку, резко качнувшись, разворачивается, невольно откидывая с плеча волосы, будто подброшенная штормом белоснежная яхта с трепещущим парусом цвета морской волны схлестнулась с девятым валом. Отброшенные волосы обнажают маленькие, белые груди, изуродованные клеймом в виде руны Ард. Клеймо довольно свежее, это видно по болезненному блеску обуглившейся плоти. Кожа вокруг клейма восковидная, с насыщенным голубоватым оттенком стянулась и сморщилась, превратив некогда аккуратные груди в подобие скомканных после неистовой ночи простыней. Шаг и девушка падает, как подкошенная. В последний момент Эредин успевает подхватить её, а сквозь толпу гостей мелькает её белоснежная ножка - её  конечность, лишенная суставов, а потому способная так плавно и грациозно двигаться. Вместо ступни - культя плавника, на суше выполняющий роль подпорки, с величайшим трудом позволяющей сохранять равновесие.  В немом крике девушка вскидывает голову, открывая похожие на жемчужины зубки и обрубок языка.
По щекам красавиицы катятся слезы. Ауберон отворачивается, не в силах выносить это зрелище.
- Сейчас он перережет ей горло, - сообщил своей спутнице элегантный эльф, стоявший неподалеку от Лары и Кревана.
- Какое варварство! – Тихо воскликнула та. – Прямо на балу!
- Эредин всегда так делает – убивает их до того, как тела станут топить. Иногда он их душит, иногда просто ломает шею. Но сегодня особый случай, полагаю этим вечером позволительно немного расточительности ради эффектности. К тому же я слышал, некоторые из присутствующих верят в чудодейственные свойства голубой крови. Как по мне, так пить кровь  – в наше время просто дремучий архаизм.
- Согласна с вами. Кровь нужно не пить, а добавлять в мази и крема, тогда эффект куда сильнее. Но все же, почему Ястреб так поступает, зачем убивает их? Ведь доказано, что в пене, полученной от растворения заживо, гораздо больше биологически активных веществ. Spar из полной жизни реки неумолимо превращается в мертвенно-стерильный резервуар, я слышала, что хрустальные королевские карпы и золотые лилии вымирают так стремительно, что уже лет через сто мы забудем, как они выглядели.
- Это действительно трагично, но не лишено иронии. Остатки флоры и фауны, которые нам удалось вывезти, спасая от гибели вместе с нашим миром, медленно, но неумолимо чахнут и вырождаются на чужой земле. Совсем, как мы сами. Может потому Ястреб остается глух к страданиям королевских карпов, что при нынешнем положении дел считает их обреченными.
Повисшая пауза чужого диалога была прервана шелестом аплодисментов. Эредин Бреакк Глас, бережно прижимавший к себе бледную девушку с волосами цвета морской волны, элегантным, незаметным для нее движением сорвал со своего пояса один из украшавших его лепестков, быстро и четко полоснул им по её горлу. Девушка вздрогнула и обмякла в его объятиях. Элегантные эльф и эльфка беседовавшие рядом с Ларой и Креваном, сдержанно зааплодировали. Кое-кто из гостей отделялся от толпы, подставляя свои бокалы под голубую струю, стекающую из перерезанного горла, делая это с неизбывным эльфским изяществом и сноровкой бывалого дегустатора. Владыка Народа Ольх, казалось, был безучастен к происходящему, он смотрел на Лару и только на нее. Лишь когда одна из гостей, завладев вниманием короля, заставила его отвернуться, Лис взял Чайку за руку и пользуясь торопливом ритмом мелодии, которая заметно стихла и стала ровнее, но будто бы ещё не вполне опомнилась и пока не успела вернуть себе прежний  степенный темп, попытался в танце увести свою спутницу подальше от зрелища пирующих гостей.
- Танцуй, Лара, - мысленно обратился Креван. Его лицо выглядело строгим и отрешенным, движения грациозными и уверенными, но в телепатическом импульсе ощущалось колоссальное напряжение. – Танцуй, прошу тебя, мы не можем просто уйти.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

Этой ночью голубая кровь текла не только в Пурпурном дворце. Далеко от Tir na T`auris, на полтора витка ближе к центру Спирали, море сильно отошло от изрезанного фьордами берега близ местности, что спустя годы назовут Бремервоорт. Море ушло внезапно и стремительно, на чудовищные 30 стаэ обнажив изрытое кавернами дно и лестницу, ведущую от шельфа в глубины подводного города. Вход в город, веками сокрытый под толщей вод,  с берега был узнаваем лишь по двум остроконечным рифам. Переселенцы на белых кораблях уже успели окрестить эти рифы Драконьими клыками. Удивительно, что это название значительно переживет давших его людей.  Из темных глубин подводного города поднимались существа, коих пришлые в своей привычке навешивать ярлыки из знакомых слов на все незнакомое, будто бы это волшебным образом делает все сложное и неведомое простым и  понятным, - называли  рыболюди. Целая армия, разгневанная и вооруженная во главе со своим королем, чью дочь – младшую и любимую, похитили иномирцы. Кто ее похитил и куда унес, король не ведал и все его попытки дознаться, все мольбы его подданных, все посольские делегации – все пошло прахом. Ибо как можно договориться с варварами, с чудовищами - сухопутными чужаками, что не уважают законов моря, не понимают и не хотят понимать его язык,  никакого почтения не испытывают ни к Океану жизни, ни к его обитателям. Только война, только кровь, только истребление! Огромная волна поднялась в ту ночь и обрушилась на берег, стерев с лица земли все следы людского непотребства и осквернения. Долго владыка морских глубин, его дочери и его верные воины искали среди обломков и трупов похитителей, павших от гнева моря, младшую из морских принцесс – юную девушку с волосами цвета морской волны и кожей, белой, как морская пена. Да так и не нашли. И тогда убитый горем король повелел своему народу уйти навечно в глубины морские, никогда более не подниматься на поверхность и не приближаться отныне ни к сухопутным варварам, ни к их мерзким городам. Уходя, юные принцессы плакали кровавыми слезами, прощаясь с надводным миром, некогда ими любимым, и своей потерянной сестрой. Их кровавые слезы падали на морское дно, застывая в воде, и превращаясь в голубые жемчужины. Кровь морских обитателей похолодела от горя и неизбывной тоски.  Вслед за тем остыло и само море, стало солёным от слез скорбящих. Из теплого и ласкового сделалось море холодным и сварливым. Довольно скоро оскудела морская живность – будто сама жизнь уходила из некогда полных ею вод, что сами были жизни  колыбелью. С этой ночи ежегодно в годовщину похищения морской принцессы начинается в тех далеких краях, что спустя десятилетия нарекут побережьем Цидариса и Керака, сезон гроз. Длится он будет несколько недель - до времени исхода морского народа в глубины. А иногда непредсказуемо и неумолимо станут обрушиваться на побережье ужасные волны, топя  корабли, стирая с лица земли города, унося с собою сотни тел. Но так и не найдут среди тех тел  юной  морской принцессы. 
Креван видел все это, вглядываясь в опалесцирующую голубую кровь, заточенную в прозрачном хрустале.
- Мы все исправим. Мы обязаны… - Эхом вторил он Чайке, зачарованно всматриваясь в поднесенные им бокалы и задумчиво проводя ладонью по Чайкиным полосам. Со стороны это должно быть выглядело мило — юная невеста нежно приникла к плечу своего нареченного, а тот мягко гладит ее по голове. Трогательное единение двух сердец. Трогательное, но недолгое. Креван отстраняется от суженой и тянется к бокалу, элегантно обхватывает тонкую хрустальную ножку длинными, бледными пальцами, сдержанно салютует Его Величеству. Тот смотрит, не меняясь в лице. Эредин вскидывает бровь, а следом презрительно кривится. Слуга склоняется ниже, сильнее протягивая к Ларе поднос с оставшимся бокалом. Лис останавливает его быстрым, демонстративным жестом.
- Нет. Ей можно пить только воду, - бесстрастно поясняет Креван. Слуга отступает на шаг, а Лис вновь салютует королю, на сей раз подняв свой бокал выше, как будто амплитудой жеста стремится компенсировать узость взглядов на дозволенное Aen saevherne. Владыка Народа Ольх едва заметно кивает, он выглядит разочарованным, но демонстрирует благородство. А может он просто слишком утомлен, чтобы настаивать. Креван осушил свой бокал единым движением, не торопясь, но и не смакуя. На миг прикрыл глаза, борясь с приступом тошноты, хотя со стороны это вполне могло быть принято за наслаждение послевкусием благородного «напитка».
- Что за ханжество,  Аваллак’х? – Громко спросил высокий, светловолосый эльф в лиловом, расшитым рубинами камзоле. Он стоял рядом с королем, поигрывая пустым бокалом, по которому еще стекали голубоватые дорожки остатков содержимого. Глаза у эльфа неестественно блестели, по его алчному взгляду, нарочитой расслабленности позы и резковатым, размашистым жестам было ясно - он перебрал с угощением и теперь жаждет увеселений. Труп зеленоволосой рабыни только что проплыл мимо него, уносимый слугами прочь из бальной залы, и теперь все внимание было приковано к парочке Знающих.
- Если ей нельзя пить, так пусть втирает в кожу. Между ног – идеально место.
- Прекрати, Д’аэрион! – С напускной строгостью вставил король. 
- А что такого? Я уже давно в королевском совете, Ваше Величество, и только и слышу о том, как Aen Saeherne спасут нас всех,  родив великого носителя Aen Hen Ichaer. Так имеем мы право удостовериться в том, что все идет по плану?
По фривольному тону и тому факту, что король дозволял эльфу открывать рот, было очевидно, что этот Д’аэрион не просто в королевском совете, а в королевском фаворе.
- Десятилетиями Народ Ольх отдавал все силы, проливал свою кровь, пока Ведуны, запершиеся в своих башнях, занимались своими научными изысканиями. И вот, наконец, мы имеем честь лицезреть результаты их трудов, упорных и чрезвычайно долгих. Бесспорно, аэп Шиадаль очень хороша собой… - эльф церемонно поклонился Ларе.
- … но хорошенькое личико – далеко не самая ответственная за деторождение часть  тела. К тому же, всем хорошо известно, что голубая кровь очень повышает  фертильность. Так давайте совместим полезное с полезным. Не все же нам предаваться праздному веселью.
По лицу Д’аэриона расплылась довольная ухмылка, пока он, не сводя с Лары сального взгляда брал новый бокал с подноса проходившего мимо слуги и одним глотком осушил тот на треть. Музыка незаметно стихла, теперь слова королевского советника звучали громогласно, без труда перекрывая носившиеся по залу шепотки и смешки. Большинство присутствующих косились то на Знающих, то на зачинщика мнимой пользы, то на короля. Ауберон молчал всем своим видом показывая, что негоже справедливому монарху затыкать vox populi.
- Советник Д’аэрион, - начал Креван, поставив на поднос пустой бокал и решительно отстранив слугу, держащего второй, ещё полный, - я в любой момент готов предоставить вам все необходимые разъяснения и документы, касающиеся хода эксперимента с Aen Hen Ichaer. Также я приглашаю вас принять участие в ближайшей научно-исследовательской сессии, дабы вы моги лично удостовериться во всем, в чем пожелаете. Это будет куда информативнее разглядывания любых частей тела, даже самых ответственных.
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - отмахнулся советник.
- Д’аэрион, ну чего мы не видели между ног у бабы? – Вмешался Эредин, отпив из поданного ему бокала с красным, как кровь, вином. – Что великие носители Aen Hen Ichaer, что бесславные ублюдки рождаются из одного и того же места, хорошо нам известного. А вот посетить лабораторию Aen Saeherne было бы интересно. Я тоже хочу экскурсию, Креван, хочу удостовериться.
- Но… - Советник Д’аэрион, не желавший упускать веселье сейчас ради сомнительного интереса когда-то в будущем, обратил взор на Владыку Народа Ольх, ища у того поддержки. Но король молчал. Тогда Д’аэрион недовольно фыркнул, но смолчал, решив, что предмет спора, пусть и столь вожделенный, все же не стоит того, чтобы вступать в конфликт с предводителем Красных Всадников. 
- Не дуйся, Д’аэрион – ободрил его Эредин, - Ты же знаешь, какой Аваллак’х у нас педант. Если между ног Aen Saeherne и скрывается нечто, заслуживающее нашего внимания, наверняка он подробно и тщательно задокументировал это в своих лабораторных журналах. Так что мы в любом случае все узнаем.
Беседу прервал троекратный стук церемониального посоха и звонкий голос герольда возвестивший:
- Церемония Священного сошествия в воды начинается!
Гости во главе с королем чинно направились к большой террасе. Ауберон и его приближенные встали в центре, почти вплотную к балюстраде. Остальные, пестрыми ручейками стекали по двум боковым лестницам, спускавшимся с террасы в сад, на просторную лужайку, уходившую прямо к воде. Там, под торжественную, красивую мелодию четверка слуг несла пышные, шелковые с золотом носилки. На них, украшенное цветами, лежало тело зеленоволосой девушки. Руки ее были изящно уложены на груди и лоне, так будто она с робкой стыдливостью прикрывает интимные места, а заодно, закрывали чудовищное клеймо. Четверка слуг по колено вошли в  нарядно поблескивающие, спокойные воды Spar, отражавшие лазурное небо с ажурными белоснежными облаками.  Музыка стихла. Тишину нарушал лишь мелодичный перелив колокольчиков, качающихся на ветках аккуратно подстриженных деревьев от дуновения теплого, ласкового ветерка. Слуги погрузили носилки в воду, спустив на реку маленький плот, и отошли в сторону. Плот неторопливо отплыл на середину реки и начал быстро тонуть. Как только река коснулась тела зеленоволосой девушки, вода начала пениться и шипеть. Тело таяло в жадно бурлящей Spar подобно кусочку сахара. Так продолжалось минут пять, пока на поверхности воды не осталась лишь мягкая, белая пена, уносимая течением по каналам Tir na T`auris. Сдержанные, даже несколько ленивые аплодисменты  в наступившей мертвенной тишине показались громогласными. Но лишь на несколько мгновений. Вновь заиграла музыка, зазвучали голоса и смех. Церемония была окончена, а вот бал был еще в самом разгаре.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha

Креван выслушал слова своей суженой с отрешенным видом вглядываясь в горизонт. Солнце постепенно угасало, топя в водах Spar свой пурпур, окрашивая их в кровавый багрянец.
- Не благодари меня, - ответил Лис после краткой паузы, ознаменовавшей окончание пылкой Чайкиной речи. Его голос изменился, стал ниже, глубже, заиграл утробными нотками. Креван оторвал взгляд от горизонта и перевел на Лару. Его глаза блестели странным лихорадочным блеском, идущим вразрез с обволакивающей, мягкостью  бархатистого  голоса.
- Ты бы не справилась, - продолжил Лис, глядя Чайке прямо в глаза. – Ты думаешь, все дело в брезгливости? В моем желании защитить твою чистоту, избавить тебя от печальной участи запятнать себя столь паскудным, недостойным Знающей действом, как употребление крови живого существа? Мне жаль разочаровывать тебя, но это последнее, о чем я думал, давая за тебя отказ от предложенного угощения. Ты с трудом справилась с тем, когда я коснулся тебя. Если бы, напившись голубой крови, мы отправились танцевать, если бы Эредин решил настоять на своем и добиться от тебя танца – это стало бы первым звеном в последовательности фактов, приведших тебя на его ложе этой же ночью. А скорее всего, не только  на его. Не сочти, что я дурного о тебе мнения, но подумай и вспомни, чему тебя учили. Или в Долине Трав, где уделяли столько внимания базовым знаниям об этикете и социальном взаимодействии, забыли рассказать об основах репродуктивной физиологии? Повышение фертильности сопровождается выбросом гормонов, влияющих на поведение, мышление, восприятие. Их всплеск вызывает стремительный рост либидо. Говоря грубо, но точно, хоть и образно, тебе становится плевать на межмировую диффузию и поддержание экосистем, когда в голову ударяет древний, могучий инстинкт – спариваться и размножаться. А голубая кровь – мощнейший стимулятор, в равной степени действующий и на женщин, и на мужчин.
Креван приблизился к Ларе почти в плотную, склонился над ней, почти касаясь губами ее ушка.
- Ты права, в том, что в Tir na T`auris все иначе, - бархатным шепотом продолжил он, - в этом месте действуют свои законы. Здесь в спину не только смеются, но втыкают невидимые кинжалы. Здесь смакуют не только смерть, но и чужой позор, крах трудов, упорных и чрезвычайно долгих, сковывающих чужие амбиции призрачной надеждой. У меча Предназначения два острия. Надежда – одно из самых острых орудий Предназначения.
Лис провел пальцами по прядке Чайкиных волос, медленно и очень интимно. 
- Эльфы – долгожители, нередко пресыщенные жизнью, - продолжил он, пряча руку за спину. -  Но ничто так не подогревает жажду этой самой жизни, как страх конца, довольно скорого по меркам долгожительства. Желание взять все, испить до дна чашу наслаждений, не откладывать на года то, что можно сделать сегодня – сильнейший дурман. Вопреки здравому смыслу многие хватаются за мысль о неизбежности конца, за тщетность всех попыток Aen Saeherne предотвратить гибель и этого мира.  Ведь эта идея -  индульгенция и наркотик, заставляющий чувствовать себя по-настоящему живыми, жадными до жизни. Заставляет желать её. Во всех красках и полноте ощущений, самых безумных и запретных, наслаждаться, ни в чем себе не отказывая.
Креван глубоко вдохнул воздух, наполняя легкие запахом Чайкиных духов и её тела.
- Мы еще вернемся к этому разговору, - сообщил он с явной неохотой отступая от Лары на шаг. – А пока прошу тебя, не пей ничего, кроме воды. И держись рядом, но постарайся больше не льнуть ко мне, как ты сделала во время танца. Уверен, с этим ты сможешь справиться.
Креван подал Ларе руку, укрытую серебряным шитьем, искусным, спасительным, безопасным.

Подпись автора

Crevan Espane aep Caomhan Macha