Во время плавания через Бездну Седны венценосная чета сильно  повздорила. В тот момент, когда Дани должен был уже вести жену и дочь в укрытие, дабы уберечь их от запланированного магического шторма, вскрылось, что Паветта перед самым отплытием из Цинтры тайком от супруга ссадила Цири с корабля. Дани, понятное дело, разгневался. Принцесса Паветта разгневалась тоже (а мы уже знаем, что случается, когда она нервничает). А ведь обещанный Вильгефорцем шторм никто не отменял. В такой ситуации неудивительно, что Паветта упала за борт. Удивительно, как не погиб Дани, кинувшийся спасать жену. Сотрясение и множественные переломы можно считать счастливым исходом для человека, прыгнувшего прямиком в магический водоворот. Но узы Предназначения на сей раз предстали в виде корабельного линя, в котором запутался будущий император. Это и спасло ему жизнь. А Паветту, увы, ничто спасти уже не могло. И хотя много воды и крови уже утекло, но Ёж до сих пор чувствует груз вины и горечь сожаления от того, что тогда все произошло именно так.

- Цирилла, - продолжал император, - будет счастлива, как большинство королев, о которых я говорил. Это придет со временем. Любовь,  которой я от нее вовсе не требую, Цирилла перенесет на сына, которого она мне родит. Эрцгерцога, а в последствии императора. Императора, который родит сына. Сына, который станет владыкой мира и спасет мир от уничтожения. Так гласит пророчество, точное содержание которого знаю только я.
— Разумеется, — снова заговорил Белое Пламя, — Цирилла никогда не узнает, кто я. Эта тайна умрет. Вместе с теми, кто ее знает.
— Ясно, — кивнул Геральт. — Ясно даже и ежу. О, пардон!
— Ты не можешь не видеть, — проговорил после некоторого молчания Эмгыр, — десницы Предназначения, стоящего за всем этим. За твоими действиями тоже. С самого начала.

Цири хлюпнула носом, вытерла глаза рукавом. Видя, что он подходит, сдержала плач, снова вскинула голову. Но сейчас – она понимала – все выглядело просто смешно.
Эмгыр долго и молча глядел на нее. Подошел. Протянул руку. Цири, всегда в ответ на такие движения механически пятившаяся, сейчас, к своему величайшему изумлению, не отреагировала. С еще большим изумлением она отметила, что его прикосновение ей вовсе не отвратительно. Он прикоснулся к ее волосам, как бы пересчитывая беленькие как снег прядки. Коснулся изуродованной шрамом щеки. Потом привлек к себе, гладил по голове, по спине. И она, сотрясаемая рыданиями, позволяла ему делать это, а руки держала неподвижно, словно пугало для воробьев.
– Удивительная это штука – Предназначение, – услышала она шепот. – Прощай, дочка.

«Чего я хочу от этого ребенка? – думал он, чувствуя, как злоба заполняет его, вскипает, вздымается пеной, словно пар в котле. – Что мне нужно от ребенка, которого…»
– Знай, я ни в коей мере не причастен к твоему похищению, девочка, – неожиданно для самого себя резко сказал он. – Ни в коей мере. Я не отдавал такого приказа. Меня обманули…
Его душила злость на самого себя. Он понимал, что совершает ошибку. Уже давно следовало закончить разговор, закончить надменно, властно, грозно, по-императорски. Следовало забыть о девчонке и ее зеленых глазах… Какое она имеет значение? Она – двойник, подделка, у нее нет даже собственного имени. Она – никто и ничто.
А императоры не беседуют с теми, имя которым «никто». Императоры не признаются в ошибках тем, имя которым «никто». Императоры не просят прощения и не каются перед теми, которые…
– Прости меня, – сказал он, и слова эти – чужие и неприятные – прилипали к губам. – Я совершил ошибку. Конечно, я виновен в случившемся. Виновен. Но вот тебе мое слово: больше тебе ничто не грозит. Больше с тобой ничего плохого не случится. Никакой несправедливости, никакого унижения, никаких неприятностей. Ты не должна бояться.
– Я не боюсь. – Она подняла голову и вопреки этикету взглянула ему прямо в глаза. Эмгыр вздрогнул, пораженный чистотой и доверчивостью ее взгляда. Но тут же выпрямился, высокомерный и царственный до тошноты.
– Проси у меня что хочешь.
Она снова подняла на него глаза, и он невольно припомнил те неисчислимые случаи, когда именно таким способом покупал покой своей совести, покой взамен за содеянную подлость. Подло радуясь в душе, что так дешево отделался.
– Проси что хочешь, – повторил он, и поскольку усталость уже брала свое, голос прозвучал как-то более человечно. – Я выполню любое твое желание.
«Пусть она не глядит на меня, – думал он. – Я не вынесу ее взгляда.
Говорят, люди боятся глядеть мне в глаза. А я-то чего боюсь?
Плевал я на Ваттье де Ридо и его «высшие государственные интересы». Если она попросит, я прикажу отвезти ее домой, туда, откуда ее выкрали. Прикажу отвезти в золотой карете с шестериком лошадей. Достаточно, чтобы она попросила».
– Проси у меня что хочешь, – повторил он.
– Благодарю вас, ваше императорское величество, – сказала девушка, опуская глаза. – Ваше императорское величество очень благородны, щедры. Если у меня и есть просьба…
– Говори.
– Я хотела бы остаться здесь. Здесь, в Дарн Роване. У госпожи Стеллы.
Он не удивился. Он предполагал нечто подобное. Тактичность удержала его от вопросов, которые были бы унизительны для обоих.
– Я дал слово, – холодно сказал он. – И да будет все по твоему желанию.
– Благодарю, ваше императорское величество.
– Я дал слово, – повторил он, стараясь не избегать ее взгляда. – И сдержу его. Однако, думаю, ты выбрала не самое лучшее. Высказала не то желание. Если ты изменишь…
– Я не изменю, – сказала она, когда стало ясно, что император не закончит фразу. – Да и зачем менять? Я выбрала госпожу Стеллу, выбрала то, чего так мало видела в жизни… Дом, тепло, добрые отношения… Сердечность. Невозможно ошибиться, выбирая такое.
«Бедная, наивная зверушка, – подумал император Эмгыр вар Эмрейс Деитвен Аддан ын Карн аэп Морвудд, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов. – Если б только ты знала, что именно выбирая такое, совершают самые страшные ошибки».
Но что-то – может, далекое, давно забытое воспоминание – не позволило императору произнести это вслух

Аромат весны неожиданно вскружил им головы. Обоим.
- Быть императрицей, - наконец глухо проговорил Эмгыр, - это, вопреки видимости, нелегкий кусок хлеба. Не знаю, смогу ли я полюбить тебя.
Она кивнула, показывая, что знает и это. Он увидел слезу на ее щеке. Как тогда, в замке Стигга, он почувствовал, как зашевелился засевший в сердце осколок холодного стекла.
Он обнял ее, крепко прижал к груди, погладил по волосам, пахнувшим ландышем.
- Бедный ты мой… - сказал он не своим голосом. – Маленький ты мой, несчастный… интерес государства

«Военные и аристократия активно подталкивали меня к войне и нападению на Цинтру. Клялись, что этого жаждет народ, что народу требуется жизненное пространство, что следование vox populi будет чем-то вроде императорского испытания». Подтверждение народной нужды в расширении жизненного пространства – волны колонистов с юга, что активно заселяли свеже-присоединенные к империи земли. Земли, по которым только что прокатилась война, выжженные и вытоптанные. Когда по условиям Цинтрийского мира этим поселенцам пришлось покинуть облюбованные земли, в след уходящим южанам плакали северяне. Прогрессивные нильфгаардские методы сельского хозяйства были надеждой и способом борьбы с послевоенным голодом.

Ксартисиусу, «чуточку спятившему астрологу», предсказавшему, что искать освобождения от чар юному Йожу нужно на Севере, за Марнандальскими Ступенями, он подарил башню и оборудование, отыскав астролога даже спустя много лет, когда уже стал императором.  До того Ксартисиусу приходилось работать на взятом напрокат инструментарии. Не забыл молодой властитель юга и своего мучителя-магика, отыскав и проявив ответное чувство юмора. В свое время чародей увидел смешное в том, чтобы превратить мальчишку в ежа, потому что имя Эмгыр на нильфгаардском наречии значит «Ёж». Обретя престол «Ёж» пошутил в ответ -  на том же самом языке  имя чародея Браатенс звучит почти как «жареный». 
Упомянем также ведьмачью школу Змеи, которую император поддерживал лично, даже после смерти ключевых её представителей, выполняя данное обещание

Императоры владеют империями, но двумя вещами владеть не могут: своим сердцем и своим временем. Когда-то и то, и другое принадлежало империи. Теперь у империи осталось только время.

«Я ведь всего лишь подделка…»
При  этих словах лицо Эмгыра стало каменным. Эстелла Конгрев, знавшая своего императора, как никто другой, несомненно, пришла бы в ужас не только от поведения своей воспитанницы, но от этого  взгляда. Белому Пламени хватило самообладания, чтобы дослушать свою собеседницу, не перебивая. Но когда она закончила, полыхнуло не на шутку:
- Ты — Цирилла Фиона Элен Рианнон, королева Цинтры, княжна Бругге и Соддена, наследница Инис Ард Скеллиг и Инис Ан Скеллиг, сюзеренка Аттре и Абб Ярра, принцесса Рована и Имлака. Императрица Нильфгаарда. Истинная и единственная, — говоря это, Эмгыр подался вперед и схватил супругу за плечи, — утверждать иное – все равно, что совершать государственную измену. Ты действительно сделаешь всё, что я прикажу. И начнешь с того, что никогда, слышишь, никогда больше не произнесешь подобных слов!
Несколько мгновений он испепелял её взглядом, продолжая крепко держать за хрупкие плечики. Потом отпустил и отстранился. Эмгыр молчал, потирая лоб, огромный бриллиант в его перстне искрился звездой. Через минуту он поднял голову.
- Почему теперь? – спросил он, стараясь не смотреть ей в лицо. — Ты так держалась за возможность быть Цириллой Фионой, даже своего настоящего имени ни разу не назвала. А сейчас так легко бросаешь мне в лицо, что ты подделка и ничего не стоишь. Что же изменилось? Ты так сильно разочаровалась в своей участи? И что тебя больше отвращает: обязанности императрицы или лично император?
Он перевел на неё тяжелый взгляд.
— Слишком поздно, девочка. Я не могу теперь объявить всему миру, что ты «никто». Даже если ты попросишь. Ведь ты — интерес государства. Один из главных.

«… и принуждать я тебя тоже не могу. Нужно было все-таки отправить тебя домой, в золоченой карете с шестеркой лошадей и сундуком, набитым флоренами и самоцветами. Но я дал тебе чертово слово, а ты так и не сказала, что передумала», — мелькнуло в голове, пока он наполнял легкие воздухом, чтобы вбить последний гвоздь в крышку гроба этой беседы:

— Либо ты научишься находиться подле меня так, чтобы слезы каждый раз не стояли у тебя в глазах, либо… — будь на её  месте кто другой, то за этим «либо» следовал бы смертный приговор, исполненный палачом или умницей-Ваттье. – … либо Дарн Рован.